Марина Мнишек

Материал из Неолурк, народный Lurkmore
Перейти к навигации Перейти к поиску
Марина Мнишек
Mni1609.jpg
Фамилие имя отчество:Мариа́нна Ю́рьевна Мни́шек. Гравюра 1609 год.
Место, дата рождения: Ляшки Муроване, Польша. 1588 год (но это не точно).
Место, дата смерти: Умерла от тоски 24 декабря 1614 в круглой башне Коломенского кремля, по другим источникам утоплена/задушена подушками.
Альясы:Наияснейшая Великая Государыня, благоверная Цесарева Мария Юриевна, Маринка-ведьма, поганая полька, Маринка-люторка, еретица.
Компиляция внешки и качеств из различных свидетельств: Честолюбивая и ветреная невысокого роста прелестница с красивыми чертами лица, черными волосами. Глаза ее блистали отвагою, а тонкие сжатые губы и узкий подбородок придавали что-то сухое и хитрое всей физиономии.
Статус:RIP. Панна Марина Сандомирская Ex супруга Императора Московии джва раза, русская царица Маринка, и просто sexwife.
Достижения:Вершина пирамиды русского мира™.

Марина Мнишек (польск. Maryna Mniszech), — каролинка из Пiльши, нехило хайпанувшая с совков в Смутное Время. Учинила достигаторство пихвой из палаты мер и весов, пример того, как багиня сама всего добилась, пришла к успеху, и воссела на вершине пирамиды русского мира, но есть нюанс…

Предыстория, почему мы о ней узнали[править]

После безвременной кончины Иоанна Васильевича прямых наследников не осталось, за исключением малолетнего Димитрия, который, как известно, сам упал на нож, когда местоблюстителем по многочисленным просьбам трудящихся «согласился» Бориска первый, или Борис Годунов.

Первые годы правления были тучные, и Борис с горем пополам вывозил, но потом стало хуже, пошли неурожаи, и лодка закачалась. По сути Годунов перенял методы правления Иоанна Грозного, сделав крен с откровенного садизма в пользу полицейского государства, в котором доносы товарищу майору всячески поощрялись и приветствовались. Это работало, когда плебсу в массе было что жрать, но, когда еды поубавилось и индивидуальные предприниматели (спекулянты-корыстолюбцы) стали на ней наживаться, пошли разговоры, что Бориска Боженьку прогневал, мол сапог прохудился, пора менять.

Путь к успеху[править]

Герб рода Мнишеков.

Местный воевода-авантюрист из польского Сандомира ясновельможный пан Ежи (рус. Юрий) Мнишек задумал повторить путь библейского Мордохея, а в качестве Есфирь предложил одному из раскрученных самозванцев на московский престол галичанину[1] Гришке Отрепьеву свою несовершеннолетнюю дочь Марину. По некоторым данным Марине на момент знакомства с Григорием едва исполнилось пятнадцать лет, тем более точное время рождения не установлено, ведутся дискуссии, что родилась она не в 1588, а даже в 1589 году. В то время считалось, что пидафелия это нормально и девочка-писечка расценивалась как ресурс. Конечно в положительный результат предприятия никто из шляхтинских панов не верил и вероятность успеха стремилась к нулю, Ежи всё равно предпочёл действовать, снарядив самозванцу мощное приданное. Рассчитывалось, и было закреплено в письменном виде, что, если всё получится, будущий зять подарит ему Смоленск, тем самым инвестиции отобьются богатым веном Марины и доходами Смоленского Княжества.

Обещания Лжедмитрия Мнишекам

Мы, Димитрий Иванович, Божиею милостию Царевич Великой России, Углицкий, Дмитровский и проч., Князь от колена предков своих, и всех Государств Московских Государь и наследник, по уставу Небесному и примеру Монархов Христианских избрали себе достойную супругу, Вельможную Панну Марину, дочь ясновельможного Пана Юрия Мнишка, коего считаем отцем своим, испытав его честность и любовь к нам, но отложили бракосочетание до нашего воцарения: тогда - в чем клянемся именем Св. Троицы и прямым словом Царским - женюся на панне Марине, обязываясь: 1) выдать немедленно миллион злотых на уплату его долгов и на ее путешествие до Москвы, сверх драгоценностей, которые пришлем ей из нашей казны Московской; 2) торжественным Посольством известить о сем деле Короля Сигизмунда и просить его благосклонного согласия на оное; 3) будущей супруге нашей уступить два Великие Государства, Новгород и Псков, со всеми уездами и пригородами, с людьми Думными, Дворянами, Детьми Боярскими и с Духовенством, так чтобы она могла судить и рядить в них самовластно, определять Наместников, раздавать вотчины и поместья своим людям служивым, заводить школы, строить монастыри и церкви Латинской Веры, свободно исповедуя сию Веру, которую и мы сами приняли с твердым намерением ввести оную во всем Государстве Московском. Если же - от чего Боже сохрани - Россия воспротивится нашим мыслям и мы не исполним своего обязательства в течение года, то Панна Марина вольна развестися со мною или взять терпение еще на год.

— 25 мая 1604.
Н. Неврев. Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду III на введение в России католицизма.

Григорий Отрепьев, — Лжедмитрий I, aka Расстрига, — тролль, лжец, девственник., любитель скипетров и держав, был изначально наречён Юрием, боярского рода, в юности лишась отца, именем Богдана-Якова, стрелецкого сотника, зарезанного в Москве пьяным литвином, служил в доме у Романовых и Князя Бориса Черкасского; знал грамоте; оказывал много ума, но мало благоразумия (как говорят «слабоумие и отвага»); скучал низким состоянием и решился искать удовольствия беспечной праздности в сане инока, следуя примеру деда, Замятни-Отрепьева, который уже давно монашествовал в обители Чудовской. Постриженный Вятским игуменом Трифоном и названный Григорием, сей юный чернец скитался по монастырям охваченный дьявольским искушением «в честь Небесного Правосудия казнить святоубийцу» царевича Димитрия и жужжал: «знаете ли, что я буду Царем на Москве?» Испросив в одном из монастырей лошадей до русского города Путивля бежал на Днепр, где в густых камышах гнездились безумнейшие из рода человеческого, — хохлы.[2] Там древняя, естественная ненависть к России всегда усердно благоприятствовала нашим изменникам, от Князей Шемякина, Верейского, Боровского и Тверского до Курбского и Головина: туда устремился и Самозванец. А уже оттуда, обучившись делу ратному и прогрев сторонников, окаяннейший сей инок попал в Пiльшу, где в Кракове лобызался с папским нунцием, обещал превнести в Московию католическую веру с иезуитами. Даже был принят польским королём Сигизмундом в 1603 или 1604 году. В польском Самборе расстрига[3] познакомился с сабжем, учтиво подложенную ему Ежи Мнишеком Сандомирским, где они предались любострастию греховному и порочному с Гришкиным питоном.

Воцарение[править]

Россияне же с негодованием видели Царя в гусарском платье, а Царицу в Польском: ибо оно более нравилось мужу ее, который и накануне едва согласился, чтобы Марина, хотя для венчания, оделась Россиянкою.
Коронация в Успенском Соборе.

Собрав на бабки Мнишека во Львиве прокси-воинство из разных петухов, опущенцев и отщепенцев Лжедмитрий нашёл союзников на Дону среди казаков и прогретых ранее хохлов, затем двинул на Москву. Лжедимитрий шел с мечем повстанцев и с манифестом, убеждая россиян клевретами отречься от хищника Бориса, золотя дорогу пред собою. Большинство хохлов, скопищя злодеев, беглецов, слуг опальных, естественно ожидавших мятежа как счастья, сами с убедительным рвением связывали градоначальников и незначительные пограничные заградотряды московитян и передавали в руци Самозванца, а иногда и учиняли самосуд над безоружными. 26 октября 1604 покорился Чернигов, без боя пали Путивль, Рыльск, Борисов, Белгород, Валуйки, Оскол, Воронеж, Кромы, Ливны, Елец, лишь в Новгород-Северском гарнизон оказал сопротивление, лишая под своими стенами Лжедмитрия манёвра и дав время Борису Годунову объявить мобку. В январе 1605 года Расстрига был опездюлен регулярным войском Московского царя: как только кацапы в боевом строю достали стволы и разок шмальнули, с воплями «защо!!11» свинолюди разбежались, и, казалось бы, всё, подпорченной Маринке придётся искать нового жениха в приложении «Пирамида».

Но тут 13 апреля 1605 года внезапно скончался Бориска и место на вершине Паханата оказалось вакантным. Войско во главе с Петром Басмановым перешло на сторону Лжедмитрия и 20 июня он вступил в Москву. Гришку «признала» и «родная мать» царица Марфа, специально привезённая из монастыря Выксинской Пустыни на очную ставку. 21 июля свершилось венчание на царство. Довольный Лжедмитрий всех помиловал, удвоил жалование служивым, пытался внедрить демократические процедуры управления, гнушаясь крови и расправ. Однако тайное сношение Григория со злочестивыми латинянами стало явью: Лжедмитрий отказывался креститься перед Образами, кропить трапезу Святой Водой, называл верующих «православными упорышами» и всячески стебался над их «синдромом утёнка». Кроме того, щеголял, как наркопидор в польских платьях, запускал при черни питона в разных дворовых девок, обесчестил дочь Бориса Годунова Ксению, сделав ея своею наложницею, терпеть не мог баню, не сычевал после обеда и вместо молитвы за столом перед вкушением слушал музыку, поставил изваянный образ адского стража, медного огромного Цербера, коего три челюсти от легкого прикосновения разверзались и бряцали.

12 ноября в присутствии польского двора состоялась заочная помолвка Самозванца и Марины Мнишек в Кракове.[4] В январе 1606 года получив часть долга из Москвы Ежи Мнишек отправил по требованию весной дочь к жениху. 12 мая Маринка под пляски с бубном вьехала в Москву. По приезду приключился очередной пшекосрач: представляя Марину польская свита перечисляя титулы Самозванца обозвала его не «Цесарем», а «Великим Князем», что спровоцировало мощный дипломатический скандал. Меж тем срач приключился и среди духовенства: первые считали, что Марина должна ходить в Православные Церкви, приобщалась Святых Таин от Патриарха, но поститься еженедельно не в Субботу, а в Среду, имея свою Латинскую Церковь и наблюдая все иные уставы Римской Веры. Вторые же считали, что Маринку надо крестить верой Греческой, и ставили вопрос ребром: Православие или GTFO. Первые церквегандоны ожидаемо взяли верх, а вторых, включая Митрополита Казанского Ермогена отослали. 18 мая Марина была коронована, Патриарх Игнатий с молитвою возложил Животворящий Крест на Марину, бармы, диадему и корону (для чего свахи сняли головной убор или венец невесты), украсил цепию Мономаховою, помазал и причастил. Таким образом, по задумке Самозванца, ещё не будучи женою монарха она стала царицею, если добавить, что все дни по приезду Маринка шпилилась с Гришкой, то не удивительна та попаболь, которую сиё действо доставляло. Апосля Протопоп Благовещенский обвенчал расстригу с Мариною. Добавляла смущения и Марина, целовавшая икону Богородицы не трепетно в нижнюю часть полотнища, а высокомерно в уста. Такого оскорбления чувств верующие снести уже могли. Словом на пиру приключился ещё один пшекосрач (помимо того, что поляки не желали стоять в церкви на воцарении Марины): кому сидеть за царским столом, взаимное недовольство росло.

Марина, будучи небольшого роста, спряталась под юбкою своей охмистрины…

В субботу 27 мая (по «дневнику Марины Мнишек») 1606 года разразилось восстание под общим руководством боярина Василия Шуйского. Толпа ворвалась в покои царицы, немного пограбили и схватили простоволосую с фрейлинами. Марина, будучи небольшого роста, спряталась под юбкою своей охмистрины, если бы конечно её обнаружили сразу, пустили бы по кругу, но повезло. Экстерминатус учинили над поляками мужеского пола.

…Схватив его положили на стол, и там же отрубив руки и ноги, вспоров брюхо, посадили на кол. [5]… над бездыханными трупами издевались, кололи, пороли, четвертовали, в болото, в гноище, в воду метали и совершали разные убийства… всех убито по имевшихся у нас ведомостях и реестрах до 500 человек, а «москвы» вдвое больше.

— Из дневника Марины Мнишек.

В тот же день отправили в Пидарешт Лжедмитрия, дожидаться Бандеры, а вместе с ним и Петра Басманова, по запискам Марины «обычно спавшего подле царя» с напутствием восклицая: «будьте неразлучны и в аде! вы здесь любили друг друга!»

Второе воцарение[править]

В тот день бояре московские спасли Марину и её отца, с укором приговаривая: «Судьба Царств зависит от Всевышнего, и ничто не бывает без его определения: так и в сей день совершилась воля Божия: кончилось Царство бродяги, и добыча исторгнута из рук хищника! Ты, его опекун и наставник — ты, который привел обманщика к нам, чтобы возмутить Россию мирную — не достоин ли такой же казни? Но хвалися счастием: ты жив, и будешь цел; дочь твоя спасена — благодари Небо!» Повезло ещё Маринке тем, что сразу после бунта вспыхнул очередной пшекосрач, в котором обе стороны были правы. Российские бояре заявили, что во всём виноваты поляки, которые нарушив святость мирного договора и крестного целования залили говна им жопы, пропихнув бродягу на российский престол. Пшеки же возражали, аргументируя, что московиты, донцы и хохлы обосрались сами, и клялись верности «царю-Димитрию Ивановичу» по собственной воле, учитывая, что регулярные польские войска короля в деле не участвовали, что было истиной. Не придя к общему мнению, оставили Маринку в заложниках, отобрали царские баблосики и сослали в Ярославль.

На престоле воссел клятвопреступник Шуйский, а так как в его окружении числились все такие же (вначале предали малолетнего отрока Годунова, потом и Лжедмитрия, обои мертвы), то кроме пидорасов на ответственные посты назначать было некого. Так и получилось, пидорас на пидорасе, и один такой пидорас собрал в Путивле на лобном месте чернь, и объявил, что Дмитрий Иванович жив, чудом спасся, а вместо него казнили какого-то немца, и мол грядёт великое избиение Северской Земли и всея Украины, за то, что поддержали Димитрия прошлый раз. Восстали против Москвы Моравск, Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, Белгород, Борисов, Оскол, Трубчевск, Кромы, Ливны, Елец. Какбэ столицей своей мятежники избрали Путивль, именно там Михайло Молчанов, — дворянин убийца юного Царя Феодора Годунова, недоделанный чернокнижник, сеченный за то кнутом в Борисово время: скрылся в начале царствования Шуйского. Молчанов ославил воскресение Лжедмитрия, чтобы питать майдан среди хохлов; но не спешил явиться там, где его знали, и готовился передать имя Димитрия иному, менее известному или дерзновеннейшему злодею. Вувузелой второго пришествия Лжедмитрия вызвался стать холоп Иван Болотников, одно время живший в Венеции, выкупленный туда из турецкого плена. Собрав вокруг себя хохлов и недовольных россиян пошёл на Москву, однако штурмовать не решился, взяв в оперативное окружение. Болотников терзал московское царство совместно с терским атаманом Илейкой, выдававшего себя за Петра сына царя Феодора (внука Грозного). Впрочем, не имея среди повстанцев «настоящего» царя, воля мятежников слабла, и они один за другим перебегали к Шуйскому. Болотникову пришлось отступить в Калугу, куда из Путивля нагнали бусифицированных хохлов. Таким образом компанию 1606 года свели вничью: за «москвой» оставалась столица, Смоленск, Тверь и всё что севернее, а также Сибирь, за повстанцами Поволжье, Дон, юг России и Украина, но если у московитян был Шуйский, то мятежники неистово требовали «найти им хоть какого-нибудь Димитрия». И он нашёлся: сын поповский, Матвей Верёвкин был весьма случайно явлен народу в Стародубе 1 августа 1607 года.

Лжедмитрий II, — бобыль в законе

Матвей Верёвкин, — Лжедмитрий II, aka Тушинский вор, — ЕРЖ, талмудист, хитrый, жадный бродяга, гадкий наружностию, грубый, низкою душою проживал на Украине, похожим на Лжедмитрия не был не внешностью ни повадками. Но узнав о нём стародубцы и путивльцы, овцы легковерные, упали к его ногам и закричали: «Виноваты, государь, не узнали тебя; помилуй нас. Рады служить тебе и живот свой положить за тебя». С тех пор он остался Димитрием Ивановичем. Тотчас к нему стали стекаться пассионарии, так называемые «банниты», — преступники польского закона, осужденные за разные своевольства и избегавшие казни, проигравшиеся и пропившиеся шляхтичи, которым, ради насущного хлеба, надобно было приняться за военное ремесло, достойное шляхетского звания. Лжедмитрий II объявил им, что воровать, убивать, ебать гусей уже можно, не противились тому и на Польше, а наоборот всячески помогали, бо за счёт майданов на Руси «возвращали в родную гавань» себе всяческие «исконные» «польские» территории.

Рассеяв войска московитян Шуйского сборище приступило к Белокаменной, но штурмовать не решилось, обосновавшись табором в селе Тушино. На переговорах с Кремлём 25 июля 1608 года Тушинский Вор (так величали самозванца) среди прочего вытребовал вернуть дочь и отца Мнишеков из Ярославля в Польшу с умовою явною, — обратить царицу в свою пользу, чем весомо добавить себе легитимности.

По пути в Польшу Марина была «перехвачена» и к своему срамному торжеству направлена в тушинский лагерь мятежников. 1 сентября 1608 полька была доставлена в Тушино и лицедействовала за Вора. Лжедмитрий II (который таки оказался другим человеком, вопреки теплящейся надежды Марины, ни растерзания ни тела мужа своими глазами не видевшей) заблаговременно сделал ей предложение от которого она не могла отказаться: признать в нём Димтрия и выйти за него замуж. Марина холодно приняла предложение, но с условием: «Ебёшь меня на моих умовах». В понимании тогдашних законов она была полноправной царицею, никто с царствия её не развенчивал. Соответственно и её плод был священен и наследовал все венценосные регалии. Вскоре они тайно повенчалась, Марина понесла и разрешилась крепким мальчонкой (о чём было объявлено позже и в другом месте). В целом такой расклад не устраивал ни правительство на Москве, ни в стане Тушинского Вора и его спонсоров, видевших в России не крепкое государство с законным наследником престола, а вскрытый сосуд расхищений. Но Марина решила играть свою игру, посему из объекта она превратилась в субъект русского мира.

В те дни хохлы научили московитов коварству доселе неслыханному, многие тысячники, сыны боярские принимали жалование как от Шуйского, так и от Лжедмитрия II, рачительно набиравшего сторонников, тем самым наживаясь государственным противостоянием, что говорить о лихой черни, упивающейся беззаконием. Прельщённые богатствами Троицко-Сергиевой Лавры разбойники Сапега, Вишневский, Тишкевич и примкнувший к ним Лисовский[6] с тридцатью тысячами ляхов осадили православную твердыню. Воеводы, Архимандрит Иосаф и Соборные старцы урядили защиту: везде расставили пушки; назначили, кому биться на стенах или в вылазках, и Князь Долгорукий с Голохвастовым первые, над гробом Св. Сергия, поцеловали крест в том, чтобы сидеть в осаде без измены. Все люди ратные и монастырские следовали их примеру в духе любви и братства, ободряли друг друга и с ревностию готовились к трапезе кровопролитной, пить чашу смертную за отечество. С сего времени пение не умолкало в церквах Лавры, ни днем, ни ночью. Оборона лавры выдержала три штурма и в мае 1609 года к посрамлению Сапеги, Лисовского и ко предприняла вылазку и захватила все осадные орудия.

В других местах дело было хуже. Почти без боя сдались самозванцу многие из городов золотого кольца России, вспыхнул мятеж в Пскове. Бесстыдная Марина с своею поруганною красотою именем своим обольщала россиян государственной изменою, принимала за службу дары цадику Тушинскому, с лёгкой руки перераспределяя богатства, выучилась лицедейству совершейнейше, уже не смела гнушаться обрядами Православия, молилась в церквах и поклонялась мощам Угодников Божиих, подобно блудницам, пляшущим в ризах иерейских.

…Сердце трепещет от воспоминания злодейств: там, где стыла теплая кровь, где лежали трупы убиенных, там гнусное любострастие искало одра для своих мерзостных наслаждений... Святых юных Инокинь обнажали, позорили; лишенные чести, лишались и жизни в муках срама... Были жены прельщаемые иноплеменниками и развратом; но другие смертию избавляли себя от зверского насилия.…Гибли отечество и Церковь: храмы истинного Бога разорялись, подобно капищам Владимирова времени: скот и псы жили в олтарях; воздухами и пеленами украшались кони, пили из потиров; мяса стояли на дискосах; на иконах играли в кости; хоругви церковные служили вместо знамен. Иноков, Священников палили огнем, допытываясь их сокровищ; отшельников, Схимников заставляли петь срамные песни, а безмолвствующих убивали... Люди уступили свои жилища зверям: медведи и волки, оставив леса, витали в пустых городах и весях; враны плотоядные сидели станицами на телах человеческих; малые птицы гнездились в черепах. Могилы как горы везде возвышались. Граждане и земледельцы жили в дебрях, в лесах и в пещерах неведомых, или в болотах, только ночью выходя из них осушиться. И леса не спасали: люди, уже покинув звероловство, ходили туда с чуткими псами на ловлю людей; матери, укрываясь в густоте древесной, страшились вопля своих младенцев, зажимали им рот и душили их до смерти. Не светом луны, а пожарами озарялись ночи: ибо грабители жгли, чего не могли взять с собою, домы и все, да будет Россия пустынею необитаемою! Видя сию неслыханную злобу, ляхи содрогались и говорили: что же будет нам от россиян, когда они и друг друга губят с такою лютостию?

— Аврамий Палицын, очевидец русского мира.

До времени польский король Сигизмунд III, строивший вместе с другими окружающими Россию монархами, включая Свейского Карла IX и Крымского хана, исправно расхищавшего оксанок и наташек в невольничьи гаремы, «каменную рожу»[7] вдруг решил сбросить маски и идти войной на Москву и Тушинского цадика одновременно. За Москву тут же вписались шведы, слывшие на Балтике грозной силой, и посчитавшие за необходимость причаститься куском русского пирога. Поляки ударили в тыл Лжедмитрию и московитам, а шведы в тыл королевским полякам. Лжедмитриевы клеверты, осознав, что их кормовые базы на Украине исхитил польский король в негодовании пытались кусать его руку, но затем усмирившись дали заднюю. Московские полки, поддерживаемые шведами, организовали на смоленщине подвижную оборону. В противостоянии между собой верх стали брать московиты над польскими прокси-конфедератами, разбавленными хохлами, донцами и изменниками, посему более тушинский вор помышлять приступом взять Москву перестал, терпеливо ожидал своей участи.

Участь наступила в декабре 1609. Посольство польского короля, отпустив в адрес Маринки сальные шуточки, обратившись к войску Лжедмитрия II-го, потребовало от них перейти под их хоругви, а место Самозванцу определили там, где должно быть, — в петушином углу. Не дожидаясь пока его попустят, жидяра сам отнёс матрас на петушатник: ливнул с одним слугою, оставив царицу в тушинском стане с разномастной сволочью одну. Надо признать, что она не растерялась, отворотив королевских ляхов стала сколачивать хоругви образом своего царственного положения. Но это длилось не долго, жопой чуя измену, полька, обернувшись Брунхильдой, 11 февраля 1610 ускакала из Тушино и соединилась с мужем-петушком в Калуге. Вскоре разбежались и крысы тушинские кто куда, как не было, ибо сказано: «поражу пастыря, разбегутся овцы».

Но как говорят опущенному назад в пацаны дороги нет. У самозванца возникла новая идея, безумней первой: «Христиане мне изменили: итак, обращусь к Магометанам; с ними завоюю Россию, или не оставлю в ней камня на камне: доколе я жив, ей не знать покоя». Он думал, как пишут, удалиться в Астрахань, призвать к себе всех донцов и ногаев, основать там новую Державу и заключить братский союз с Турками. Но у Матвейки был фатальный пробел в образовании, он выучил Оба Завета, Тору, Коран, знавал Талмуд, но не читал Олдфишера… Однажды на рыбалке, завидев издали «брата», он слишком медленно встал. Это не понравилось возвращающемуся с пятничной молитвы Ураз-Магмет Ногайскому. Араслан (так звали этого храброго брата) воспылал к Лжедмитрию злобою непримиримою и несмотря на извинения отрезал ему голову.[8] Этим 11 декабря 1610 второе воцарение Марины Мнишек завершилось: «Аллах Акбар!», «Ахмат-Сила!», «Русский Мир Един!»

Любоффь[править]

Прознав про лютую смерть второго мужа, полунагая Марина явилась на лобное место в Калуге (пока ещё верной Лжедмитрию) со словами: «Только не бейте, я беременна!» И немедленно родила сына, торжественно крещенного и названного Царевичем Иоанном, к живейшему удовольствию народа. Между прочим, вырезали всю нерусь и извели их поганое семя в Калуге, так на всякий случай.

> —...потекла с первого взгляда...

Донской атаман Иван Мартынович Заруцкий, родом из Червоной Руси (уроженец западно-украинского города Тарнополь в отрочестве уведён в полон татарами и из Крыма бежал на Дон), был наперсником Лжедмирия I, но грамоте не знавал, был приближен за другие качества. Неказистый и неприятный Матвейка Верёвкин был по женскому вкусу омежкой, в отличии от Заруцкого, который слыл настоящим шерстистым чэдом с хачовской наружностью, поэтому Маринка потекла с первого взгляда ещё во временя первого царствования и отдалась со страстию пагубною ещё в карете на пути из плена в Тушино, а Лжедмирия II-го наоборот не любила и терпела его общество с неприязнию. Наиболее достоверная версия происхождения сына Марины гласит, что зачала она именно от атамана во пламени любовного прелюбодеяния, но что положительно с точки зрения генетики, ведь магия долба в этом вопросе главенствует силою селективного выбора самки, как естественного направляющего орудия эволюции. В пользу этой версии следует то, что проницательный Лжедмитрий II понимал, что, когда ребёнок Марины повзрослеет, собственно он Самозванец, будет больше не нужен, поэтому во время непродолжительных свиданий с царицей спускал скорее всего не в Марину, а на подушки, подобно ветхозаветному Онану. Но природа взяла своё.

Во время событий в Калуге лихой атаман Заруцкий ходил на дело вблизь Москвы и пределах её, где правил беспредел, умножал свои шайки прелестию добычи, искал единомышленников, в пользу лжецаревича Иоанна, между людьми чиновными, и находил, но еще не довольно для успеха вероятного. Сожрав подельников Ляпунова и Трубецкого пытался пиарить Маринкиного сына Ивана Дмитриевича, но натолкнулся на резоны патриарха Ермогена. Из тактических соображений присягнул малоизвестному Лжедмирию III-му в Астрахани, но безуспешно. С шайкой переметнулся в семейное гнёздышко к Маринке в Коломну (куда они перебрались из Калуги), откуда вдовствующая царица пытала счастья на московский престол. В Москве же был собран Земский собор, на котором 7 февраля 1613 г. царём был избран молодой Михаил Федорович Романов. Делегаты дали клятву: «на Московское государство иных государей и Маринку с сыном не обирати и им ни в чем не доброхотати, и с ними ни в чем не ссыпатися.» Решений собора Заруцкий не признал и собрав Марину, сына и своих отчаянных головорезов обратился на юга, но в окрестностях Воронежа был разбит войсками князя Ивана Одоевского. Но как говорится «с милым рай и в шалаше», такое место Маринкинская чета в Астрахани, где официально соединились браком, третьим по счёту. Но скоро в Астрахань от Романовских приказчиков пришла грамота с наказом не оказывать поддержки «Маринке-люторке, еретицы» и «вору Ивашке Заруцкаму» и «против Государевых изменников Ивашка Зарутцково и иных битися до смерти.» Мнишеки-Заруцкие пытались сплавом по Волге через Каспийское море уйти и укрыться в плавнях речки Яик, но тревел пришлось отменить.

…И неслись мы парой сизых чаек
Вдоль по Волге, Каспию – на Яик,
Тут и взяли царские стрелки
Лебедёнка с Лебедью в силки.

— М. Волошин, писатель русского мира.

С Каспия семейство этапировали в Москву. Иван Заруцкий был посажен на кол незамедлительно.

Казнь младенца.

В ноябре 1614 года сын Марины Мнишек, Иван с погонялом «Воронёнок» не достигший четырёх годов был публично удушен верёвкою у Серпуховских ворот — в Замоскворечье по велению Романовых, опасающихся новых расхищений престола и появления царственных самозванцев.

Многие люди, заслуживающие доверия, видели, как несли этого ребенка с непокрытою головою (на место казни). Так как в это время была метель и снег бил мальчику по лицу, то он несколько раз спрашивал плачущим голосом: «Куда вы несете меня?». Но люди, несшие ребенка, не сделавшего никому вреда, успокаивали его словами, доколе не принесли его (как овечку на заклание) на то место, где стояла виселица, на которой и повесили несчастного мальчика, как вора, на толстой веревке, сплетенной из мочал. Так как ребенок был мал и легок, то этою веревкою по причине ее толщины нельзя было хорошенько затянуть узел и полуживого ребенка оставили умирать на виселице.

— Голландец Элиас Геркман, очевидец русского мира.

Мать ребенка, Марина Сандомирская, была задушена между двумя кроватями. Другая версия гласит, что она умерла своею смертью. В любом случае она кончила незапно и своевременно, так что никто ничего не знал об ее болезни, и это случилось весьма скоро после того, как было повешено её дитяте. Если ее даже и не задушили, то, тем не менее ее смерть была насильственною. Она умерла вследствие горести и страданий от нанесенных ей оскорблений.

Весь нюанс в том, что русский мир беспощаден.


Интересные факты[править]

Маринкина башня. Коломна.
  • Вилка.
  • Поцелуй. Марина, не любившая русской одежды, явилась на венчание с первым Лжедмитрием в русском бархатном платье с длинными рукавами, усаженном дорогими каменьями и жемчугом до того густо, что трудно было распознать цвет материи; она была обута в сафьянные сапоги; голова у ней была убрана по-польски, повязкою, переплетенной с волосами. Новобрачные со свадебным поездом отправились в Успенский собор пришлось целовать иконы; полька, к соблазну православных, целовали начертания святых в уста.
  • Клад. В 1613 году, после того, как гражданский муж Заруцкий разграбил гостеприимную Коломну и, взяв с собой Марину и её сына, направился в город Михайлов (современная Рязанская область) по дороге он спрятал награбленное в какой-то яме, которую прикрыли воротами Пятницкой башни Коломенского Кремля, а «ведьма Маринка» закляла этот клад, и потому до сих пор его никто не может найти.
  • Маринкина башня. Есть легенда, что свои последние дни несостоявшаяся царица доживала именно в их городе — в Круглой или Наугольной башне местного Кремля, которую даже стали называть Маринкиной. Городская легенда рассказывает также о живущем в коломенском Кремле призраке Марины Мнишек. Более того, утверждают, что дух Марины помогает в несчастной любви — если попросить его, прикоснувшись рукой к стене «её» башни. Также существует легенда, будто бы Маринка была ведьмой-чернокнижницей и что не принятый не в рае ни в аде дух её оборачивается сорокой/вороной и летает вокруг башни до сих пор.
  • Сын. Дитя Марины Мнишек, коронованной на престол по всем обрядам, имело действительно законное право на титул Государя, не смотря на то, что отцом был неизвестно кто.
  • Проклятие. Пред смертию, ожидая неминуемую кончину, Марина Мнишек прокляла Романовых, предсказав, что жёны будут убивать мужей, а сыновья — отцов, и закончится всё гибелью этого рода:

«Смертью ребенка начали свое правление, смертью невинных детей завершите.»

Примечания[править]

  1. Галич, — старинный вымирающий русский город в Костромской области.
  2. Хохлы, — собирательное наречие русских, изгнанных и самовольно бежавших от барского сапога на вольные хлеба. Еще Иоанн IV, желая населить Литовскую Украйну, землю Северскую, людьми годными к ратному делу, не мешал в ней укрываться и спокойно жительствовать преступникам, которые уходили туда от казни: ибо думал, что они, в случае войны, могут быть надежными защитниками границы. Борис, любя следовать многим государственным мыслям Иоанновым, последовал и сей, весьма ложной и весьма несчастной: ибо незнаемо изготовил тем многочисленную дружину злодеев в услугу врагам отечества и собственным. Великий разум и жестокость Грозного, не давали двинуться змиям; а кроткий, набожный Феодор связывал их своею молитвою, но Борис увидел зло, и еще увеличил его другими плодами своего мудрования, несогласного с вечными уставами правды. Воеводы, по указу государеву, хохлов ловили и вешали, но не могли истребить гнезда злодейского, которое ждало нового, гораздо опаснейшего Атамана, чтобы дать ему передовую дружину на пути к столице.
  3. Лжедимитрий тайно окатоличился, отрекся от Православия, и принял Тело Христово с миропомазанием от Римского нунция в доме Краковских иезуитов.
  4. На торжественной помолвке в Кракове в качестве «жениха» выступал некто Афанасий Власьев Великий Посол Царский, Марина сидела подле короля Польши, принимая от Российских чиновников дары своего жениха: богатый образ Св. Троицы, благословение Царицы-Инокини Марфы; перо из рубинов; чашу гиацинтовую; золотой корабль, осыпанный многими драгоценными каменьями; золотого быка, пеликана и павлина; какие-то удивительные часы с флейтами и трубами; с лишком три пуда жемчугу, 640 редких соболей, кипы бархатов, парчей, штофов, атласов, и т. д. Там Сигизмунд III благословил её на царствование в Московии.
  5. Посадка на кол, - старинная, расоверная русская казнь, заключающая в нанизывании анальным очком на заострённый, длинный и толстый предмет.
  6. Александр Лисовский, — беглец, за какое-то преступление осужденный на казнь в своем отечестве: смелостью и мужеством витязь, ремеслом грабитель. Аспид сий, не преуспел ни в чём, кроме истязания пленных россиян, на начальном этапе втёрся в доверие Лжедмитрия II-го, ожидал слыть полководцем и победителем, в реальности же был презренным неудачником: именем Димитрия присоединив к своим шайкам 30000 изменников Тульских и Рязанских, взял Коломну, пленил тамошнего Воеводу Долгорукого, Епископа Иосифа, Детей Боярских и шел к Москве. Царь выслал против него Князей Куракина и Лыкова, которые на берегах Москвы-реки, на Медвежьем броду, сражались целый день, разбили неприятеля, освободили Коломенских пленников — и Лисовский, хотев явиться в Тушине победителем, явился там беглецом с немногими всадниками. В последствии лисовчики просрали все полимеры и у Лавры, все его хитрости с устрашениями и подкопами неизменно терпели крах. Всё время Лисовский метался между Лжедмитрием и польским королём, пытаясь ими манипулировать. Кончил сей б-мерзкий манипулятор плохо: в октябре 1616 года упал с лошади и от полученных травм скончался.
  7. «Каменная рожа», — известная в определённых кругах игра в которой учувствуют две проститутки и несколько мужчин. Одна лезет под стол делать одному минет, а вторая по лицу должна угадать, кому именно. Собственно тот кому сосут скрывает мимику, чтобы не прервать игру, дабы достичь кульминации и выиграть.
  8. По другой версии хан или царь касимовский Ураз-Магмет во время Лжедимитриева бегства из Тушина не пристал ни к ляхам, ни к россиянам, и с новым усердием явился к нему в Калуге: но сын ханский донес, что отец его мыслит тайно уехать в Москву, — и Лжедимитрий, без всякого исследования, велел палачам своим Михайлу Бутурлину и Михневу умертвить несчастного Ураз-Магмета и кинуть в Оку; а князя ногайского Петра Араслана Урусова, хотевшего мстить сыну-клеветнику, посадил в темницу. Чрез несколько дней освобожденный и снова ласкаемый Самозванцем, Араслан уже пылал злобою непримиримою и, выехав с ним на охоту, в месте, уединенном прострелил его насквозь пулею, сказав: «я научу тебя топить Ханов и сажать Мурз в темницу», отсек ему голову и с ногаями ушел в Крым, прославив себя злодейским истреблением злодея, который едва не овладел обширнейшим Царством в мире, к стыду России не имев ничего, кроме подлой души и безумной дерзости.